У человека религиозного, по сравнению с неверующим, вертикаль власти длиннее. Или выше, если угодно. Она уходит вверх, скрываясь в небесах. И взаимоотношение с этой скрытой от неверующих частью вертикали порождает ряд поступков, которые непосвящённым представляются нелепыми и противоестественными. Например, некоторые практики из области усмирения плоти. Поскольку я читаю «Протопопа Аввакума» Кирилла Кожурина, то воспользуюсь примером из его книги. Им и ограничусь.
. Речь пойдёт о старце Капитоне, который в первой половине XVII века стал основателем движения лесных старцев. Вообще, надо заметить, время между Смутой и Расколом характеризовалось, с одной стороны, падением нравов у мирян и клириков, а, с другой стороны, повышенным накалом религиозного духа у значительной части верующих. Страсти подогревало и предчувствие близкого конца света, и ожидание скорого прихода в мир Антихриста, знаки которого находили в росте сил зла. Капитона представляли фанатиком-изувером, еретиком и чуть ли не источником староверия (в официальных документах XVIII века староверов именовали «капитонами»). Кожурин не согласен с этими утверждениями и относит учение Капитона к традициям ближневосточного монашества. Я в эти споры влезать не намерен, а вот методы, с помощью которых Капитон пытался спасти свою душу, производят впечатление. Впечатление, честно говоря, двойственное.
«Капитон той слышан бе яко муж праведен и благ, инок чюден... Воздержан в посте, вериги на себе носил каменныя, плита позади, а другая спереди, по полтора пуда в обеих: и всего весу три пуда. Петля ему бе пояс, а крюк в потолке, а обе железны, и то ему постеля: прицепя крюк в петлю, повисаше спати...». Впрочем, на сон времени было отведено совсем немного, а основными занятиями были молитва, чтение и работа. От своих учеников он также требовал воздержания в еде, пище и поведении. Ели совсем мало и даже по великим праздникам суровый учитель не дозволял им есть ничего, кроме «семен и ягодичия и прочих, растущих на земли». Даже на Пасху вместо яиц давал ученикам есть красную горькую луковицу, которая должна была напоминать им о горечи жизни в миру.
Капитон и его последователи бежали от мира, погрязшего в грехе. Ожидая скорое пришествие антихриста, они искали спасение души в жесточайшей аскезе, отвержении мирских благ и соблазнов. Скрываясь от властей, Капитон со своими последователями всё дальше и дальше уходили в леса, где следы железного старца затерялись и точных сведений о его смерти не осталось.
Надо отметить, что старчество издавна пользовалось уважением на Руси. И, в том числе, за страдания и лишения, на которые старцы добровольно обрекали себя. Можно сказать, что существовал, в некотором смысле, культ страдальцев и, соответственно, их образа жизни. (Сюда же органично вписывались и юродивые, также не обременённые излишними телесными удобствами). Страдание, пускай и в чужом исполнении, пускай и в гораздо более мягких, по сравнению с Капитоном, формах, стало ценностью, оно не воспринималось исключительно в качестве наказания и вошло в «список» допустимых образцов поведения. Вот что пишет французский историк Леруа-Болье по поводу стремления к такой строгой аскезе:
«Русский народ – один из немногих народов, который любит то, что составляет сущность христианства: Крест. Русский человек не разучился любить страдание, он воспринимает его силу, чувствует действенность искупления и знает вкус его горькой сладости».
Обращу внимание на последние слова – «вкус горькой сладости». Через страдание – к катарсису.
Представление народа в виде набора индивидов, своеобразных элементарных частиц, трудно назвать продуктивным. Существуют ценности и интересы больших групп, в том числе и такой большой группы, как народ в целом. И образное выражение «душа народа» не является только фигурой речи. Душа народа, несмотря на свою нематериальность, проявляется в мире реальном. Даже несмотря на то, что в российском общественном сознании общество потребления расширяет свою зону влияния, «зона страдания» ещё жива и живы ещё «капитоны» в головах.
Западные страны, наложившие на нас санкции, исходят из своего исторического опыта, в котором страдание – безусловное зло. Рассчитывая на то, что санкции понизят уровень жизни и вызовут массовое недовольство властью с вытекающими последствиями. Не на тех напали. Недовольство было и до санкций по своим, внутренним причинам, да и не исчезло оно вовсе, поскольку поводов предостаточно. А санкции, пожалуй, у многих даже смягчили отношение к властям. Или, точнее, к Президенту, который является у нас олицетворением этой власти.
Понятно, что психологический фактор только один из многих, на которые сделана ставка в санкциях. Но вот увязались как-то у меня события XVII века с очередным походом Запада на Россию, и уподобился я чеховскому студенту:
Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.
---
